Отрывки из книги Колина Типпинга «На „Харли“ – прямо в рай».

Это веселая история на серьезную тему – о парне, который погибает и попадает на небо на мотоцикле «Харли», тот самом, на котором он и разбился. Когда он прибывает туда, его встречает Ангел Воплощения (тоже Харли), который разбирает с ним всю его жизнь. Я предлагаю вам прочитать несколько отрывков из этой истории, в частности о разборе жизни. Не нужно относиться ко всему этому серьезно – это была бы очередная глупость, которой и без того хватает, – но поразмыслить над этим стоит. Приятного чтения!

На «Харли» – прямо в рай

«Внезапно меня подняла вверх какая-то сила, и я оказался в туннеле из света. Едва различимое в этом свете (и, как мне показалось, в самом его центре), находилось нечто, что я могу описать только как Присутствие. У него не было какой-то определенной формы, но оно, несомненно, там присутствовало. Это был одновременно и источник света, и то, что излучает всесущую любовь.

— Добро пожаловать!» — сказал Харли. — Ну, прямо по расписанию. Мы все готовились к твоему возвращению. Здесь множество душ, членов твоей группы, по крайней мере те, которые уже вернулись. Они хотят увидеться с тобой. Ну и прочие друзья и родственники, которых ты уже давненько не видел. Ты готов к обзору своей жизни?

И тут я все понял. Моя жизнь была не чем иным, как путешествием на земной план, тщательно спланированным и завершенным, и подготовил его мой Ангел Воплощения, Харли. Он не только подготовил меня ко всему, что случится, но и свел меня со множеством других душ, сыгравших определенную роль в событиях моей жизни, которые были призваны научить меня всему, чему я должен был научиться в ходе своего земного воплощения.

— Тебе понравился твой мотоцикл? — спросил Харли. — Я подумал, что было бы неплохо, если ты бы вернулся домой с шиком. Мотоциклы всегда были твоей слабостью, не так ли? Да и моей тоже, можешь не сомневаться. Но, находясь здесь, об этом постоянно забываешь. Вспоминаешь, только когда возвращаешься в мыслях к земным воплощениям, и тогда словно воочию видишь, как, оседлав «Харли», я катил по дорогам в компании с другими такими же байкерами. Но потом в голову начинает лезть всякая посторонняя дребедень, так что, если я и совершаю подобные выезды, то только в собственном воображении. Я уже свое откатал, в том смысле, что завершил свои воплощения, и теперь только готовлю к ним души вроде тебя.

— Это было славно задумано — чтобы ты погиб на мотоцикле, а? Сам-то ты как думаешь? Видя, что твое время пришло, мы позаботились о том, чтобы ты пустился в путь изрядно раздраженным, прекрасно зная, что когда ты в гневе, то мчишься как безумный. Поэтому мы сделали дорогу на повороте чуть более скользкой, чем обычно, и, с учетом условий, позволили тебе ехать чуть быстрей, чем позволяло благоразумие. Сработано на славу, не правда ли?

— Я предпочел бы более медленную смерть, — ответил я, — тогда бы я успел попрощаться с друзьями и привести в порядок свои дела. Да и смог бы сказать «прощай» своей жене. Уж ей-то по-настоящему больно. Неожиданная смерть тем и плоха, что всего этого не успеваешь.

— Да, я знаю. Но ты, видимо, забыл, что таково было соглашение между вами, — мягко сказал Харли. — Вы договорились, что все произойдет именно так, и тогда она почувствует себя внезапно брошенной. Она сама хотела испытать боль такой разлуки.

Харли привел меня в какую-то квадратную комнату, которая была ничем не примечательна, кроме того, что всю ее стену занимал большой белый экран. В центре стоял стул, а позади него полукругом стояли другие стулья. Харли указал на центральное место, предлагая мне сесть. Я чувствовал себя так, словно находился на всеобщем обозрении, и очень нервничал, а потому мысленно вопрошал себя, насколько суров будет суд.

— Не волнуйся, — сказал Харли, уловив мой страх. — Это не то, что ты думаешь. Мы никого здесь не судим и, насколько это в нашей власти, не делим людей на праведных и грешных. Нет ничего ни хорошего, ни плохого. Ничего, кроме уроков, которые следует выучить. Вот мы и посмотрим, как и на что в определенные моменты жизни ты употребил свою свободную волю: на то ли, чтобы содействовать осуществлению своего жизненного плана, или на то, чтобы мешать ему. Эта информация пригодится тебе в следующей жизни. Давай-ка пригласим и другие души из твоей группы — они хотят присутствовать при этом.

Дверь за спиной открылась, и в комнату буквально вплыл с десяток душ, которые уселись на свободных стульях. Они были так счастливы видеть меня и с такой интенсивностью изливали на меня любовь и ободрение, что буквально озаряли меня своей энергией. Все мои страхи растворились без остатка. Стоило мне посмотреть на каждого из присутствовавших, как я мгновенно его узнавал и между нами автоматически возникала сердечная связь. Вся комната буквально купалась в любви. Меня так и тянуло встать и обнять каждого, но я чувствовал, что еще не время. Возможно, позже.

[Харли вкратце поведал присутствовавшим о целях духовного путешествия в человеческом теле. Я о них уже рассказывал вчера – о желании познать разобщение как способ расширения нашего осознания единства.]

— Когда приходит время для путешествия в человеческий мир, — продолжал Харли, — мы, прежде всего, убеждаемся, что память об этом мире стерта, и просчитываем множество возможностей, каким образом ты мог бы испытать боль разобщения. Самый распространенный способ — это личные отношения, особенно отношения между родителями и детьми, но, говоря по существу, для этого хороши все ситуации, какие есть.

— Неужели, чтобы испытать разобщение, всегда нужно страдать? — спросил я. — Неужели оно всегда должно быть мучительным?

— Оно всегда будет мучительным, — ответил Харли, — но давай-ка разберем этот вопрос более подробно. Боль от разобщения не сводится только к неприятным или трагическим событиям. Ее можно испытывать и в большинстве приятных эмоциональных переживаний, как, например, когда смотришь в глаза любимой женщины и видишь в них такие красоту и любовь, что тобой овладевает величайшее желание — слиться с ней, стать единым с нею. Но это невозможно. Быть рядом с любимым человеком, не имея возможности соединиться с ним, то есть оставаясь разобщенным, — это тоже мучительно. Вот почему говорят, что любовь — это мука. С другим человеком можно соединиться только физически и эмоционально, но не духовно.

Я поглядел на душу, которая некогда была женщиной по имени Сьюзан, моей возлюбленной и женой, и та улыбнулась мне в ответ как доброму знакомому. Когда-то я сильно любил ее и потому понимал, о чем говорит Харли. Хотя мы и любили друг друга, хотя были мужем и женой, то есть были близки так, как только могут быть близки два человека, мы, тем не менее, не были одним целым. Вернее, были, но не по-настоящему, так как оставались двумя разобщенными индивидуумами. И эта истина была мучительной. И затем, когда смерть разлучила нас, только усугубив это разобщение, боль стала поистине непереносимой.

— Сами ли мы выбираем степень боли, которую хотим испытать в процессе воплощения? — спросил я.

— Степень боли зависит от того, какого уровня духовного развития ты хочешь достичь в данном воплощении, — ответил Харли. — Одни соглашаются претерпеть сильную боль в течение одного воплощения — просто для того, чтобы сократить общее количество перевоплощений, необходимых для завершения их служения. Вторые выбирают болевые дозы поменьше и растягивают общий болевой объем на насколько воплощений. Мы оставляем это на ваше усмотрение, поскольку, как известно, вы обладаете свободной волей. В большинстве своем степень боли распределяется на несколько воплощений вперед, но в процессе конкретного воплощения вы можете корректировать ее уровень.

— Но как вы измеряете боль от разобщения, даже если знаете, сколько драматических событий должно быть разыграно в течение одной жизни? — спросил я.

— Хороший вопрос, — сказал Харли. — Разумеется, у нас есть шкала (назовем ее так), по которой мы измеряем боль от разобщения и ведем ее учет. Мы придумали так называемую кармическую единицу, то есть единицу измерения боли во времени. Компьютер отслеживает, сколько кармических единиц числится на счету каждой души в отдельно взятой жизни применительно к общему их количеству, которое душа намечает в качестве своей цели, и, исходя из этого, создает соответствующий график Пробуждения. После этого мы начинаем слать индивидууму послания или импульсы, подталкивающие его к этому Пробуждению. 

— Совершенно верно. Помню, мной овладело чувство, словно я до этого момента беспробудно спал и вдруг внезапно проснулся. До этого я незыблемо верил в правильность моих убеждений и считал, что все на своем месте. И вдруг словно открылось окно, из него хлынул свет, и все мои прежние убеждения начали рассыпаться буквально на моих глазах. Это сработало как будильник, как сигнал тревоги. Но на сколько же кармических единиц я подписался в этой жизни, Харли?

Харли посмотрел на копию моих Акашических хроник и ответил:

— Ты подписался на семь тысяч пятьсот единиц, но в действительности набрал больше. Ты не только распланировал наперед многие свои жизненные ситуации, о которых ты договорился с душами из своей группы, но и употребил свою свободную волю, чтобы создать для себя дополнительные драматические события, через которые ты уже прошел. Всего ты заработал восемь тысяч четыреста кармических единиц.

При этих словах души из моей группы разразились бурными аплодисментами. Они вскочили со своих стульев, запели и стали раскачиваться, хлопая в ладоши и отбивая такт.

И тут ко мне обратился мой бывший спонсор из Организации анонимных алкоголиков.

— Да, Стив, — сказал он, — с тобой непросто было сладить даже в фазе Пробуждения. Ты взалкал духовного до такой степени, что начал его искать даже в алкоголе, чем создал для себя много серьезных проблем. Если помнишь, мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы наставить тебя на путь истинный.

— Спасибо, — только и мог я сказать. Этот человек действительно сильно помог мне в трудное для меня время, и я испытывал к нему безмерную благодарность.

— И одной из твоих проблем была я, не правда ли? — подала голос стоявшая позади меня женская душа. Я повернулся и увидел ту, кто вовлек меня в пучину сексуальных приключений и экспериментов с наркотиками.

— Что верно, то верно, — ответил я. — Но все это было заранее спланировано, не так ли? Помню, до того как войти в тело, я сам договорился с тобой об этом.

— Вот именно, — ответила она, лучезарно улыбаясь. — но если я забавлялась, то ты страдал, не так ли?

— Да. И после этого возненавидел тебя на всю жизнь.

— Я знаю. Но это тоже было частью нашего соглашения, — резюмировала она.

— Когда разыгрывается множество драм в фазе Пробуждения — это вполне обычное дело, — громко заговорил Харли, стараясь вновь привлечь к себе внимание. — Это время хаоса и растерянности, поскольку все, что казалось прежде незыблемым, включая и собственную идентичность, вдруг рухнуло и распалось. Если ты не та жертва, какой представляешь себя в собственной истории, то кто же ты? Для большинства людей это настоящая проблема, и частенько они вновь ухватываются за свою историю жертвы и опять возвращаются в страну Жертволандию. И опять погружаются в спячку.

— Но я-то как раз из тех, кто подтолкнул тебя к моменту Пробуждения, Стив, не правда ли? — послышался голос за моей спиной, и я сразу же понял, кто говорит.

Я повернулся и опять встретился взглядом с душой по имени Сьюзан, некогда моей любимой женой. Мощное чувство, которое наполняло меня все это время и постоянно росло, в этот момент стало почти непереносимым. Вот моя любовь, моя жена и партнерша, та, кто являлась для меня родником радости и счастья и одновременно, в силу жестокой и преждевременной смерти, источником невыносимой боли. Четыре года адских мук – с того дня, как у нее обнаружили рак груди, и до дня ее смерти. Я чувствовал себя полностью опустошенным и в страшные месяцы после ее смерти был близок к тому, чтобы наложить на себя руки. Я не знал, кем я был в тот период, и вместо того чтобы разобраться в себе, пил, употреблял наркотики и предавался необузданному сексу, то есть делал все, чтобы только заглушить эту боль.

— Очень рада тебя видеть, Стив, — мягким, полным любви голосом сказала Сьюзан. Но хотя я и чувствовал, сколь сильна ее любовь ко мне, все же это была уже не та любовь. В ней не было боли. Не было нужды, торопливости, сентиментальности, привязанности — никакого бремени прошлого. Это было чистое, свежее, непосредственное чувство, но без всякой подоплеки или внутреннего смысла. И как только мое сердце открылось этому чувству, оно перестало страдать. Боль разобщения улетучилась, и не осталось ничего, кроме чистой любви.

—  Привет, Сьюзан, — словно во сне сказал я, ибо все происходящее и в самом деле казалось мне сном. — После твоей смерти я часто фантазировал, представляя себе этот момент и неустанно надеясь, что, когда я попаду на небо, ты окажешься рядом со мной. Долгое время я спасался только этим, иначе бы просто сошел с ума.

— Я знаю, тебе трудно пришлось, — ответила Сьюзан. — Но ты, видимо, не знаешь того, что все это время я постоянно была с тобой и всеми силами тебя поддерживала. Вместе с твоим дедушкой. Каждый раз, когда ты был близок к тому, чтобы уйти из жизни, мы

посылали тебе энергию, много энергии — столько, чтобы ее хватило удержать тебя от опрометчивого шага. Ибо твое время тогда еще не пришло.

— А твое пришло, когда ты вдруг от меня ушла? — спросил я, хотя заранее знал ответ.

— Конечно, пришло, — ответила Сьюзан. — Мы же договорились об этом еще до воплощения. Ты еще сказал, что хотел бы испытать такую боль разобщения, когда человек, которого сильно любишь, вдруг умирает, причем в пору самых радужных отношений. Вот я и согласилась быть таким человеком. Ну что, вспоминаешь наш разговор?

Хотя моя духовная память была все еще окутана мглой, я напрягся и сделал все возможное, чтобы вызвать соответствующие воспоминания.

— Идея заключалась в том, — между тем продолжала Сьюзан, — чтобы моя ранняя смерть наступила в тот самый момент, когда ты наберешь запланированное число кармических единиц. Это погрузило бы твою душу в беспросветную тьму, а та, в свою очередь, побудила бы тебя к духовным поискам и Пробуждению.

Мой взор скользил по лицам присутствовавших. Вот моя мать, мой отец, мои дедушка и бабушка и даже душа, сыгравшая роль моего ребенка, умершего от синдрома внезапной смерти. Я хотел подойти к ним, но Харли меня остановил.

— Ты свяжешься с ними, когда закончится обзор жизни, — сказал он довольно резко. — Не хочу, чтобы наше собрание стало походить на телешоу «Это моя жизнь».

Завладев вниманием присутствующих, Харли продолжил:

— Что касается кармических единиц, Стив, то твоя цель состояла в том, чтобы набрать их как можно больше в течение одной жизни. Поэтому нам пришлось найти тебе родителей, которые, во-первых, были бы связаны с тобой родовыми узами и той болью, которой ты себя уже нагрузил, а во-вторых, с самого начала обращались бы с тобой более или менее плохо. Мы сделали твоего отца слабым и безвольным человеком, и вдобавок ко всему алкоголиком, а мать — властной, аскетической и суровой в обращении женщиной. Отец — католик, мать — лютеранка. Какая почва для постоянных конфликтов и столкновений как на религиозной, так и бытовой почве! Это именно то, что и требовалось тебе в юные годы.

Две души, мои родители, выступили вперед и поклонились.

— Мы сделали все зависящее от нас, чтобы дать тебе почувствовать боль разобщения, — радостно сказала та, что была моей матерью. — Как иначе за такое короткое время ты смог бы набрать нужное количество кармических единиц? Ты был старший, вот тебе с малых лет и доставалось от нас с отцом. Да какие из нас родители? Разве мы знали, что такое родитель и родительский долг? Он был алкоголиком, и я ненавидела его всеми фибрами души, ненавидела и одновременно боялась, поэтому и вымещала свои беды и страхи на тебе. Да, тебе немало перепало и от него, и от меня.

Мой отец все это время только и делал что ухмылялся.

— Полагаю, это тоже было оговорено контрактом, — сказал я, — поэтому я не в обиде. Вы сыграли свою роль великолепно, и я безмерно благодарен вам. Надеюсь, ваш дух не слишком переутомился оттого, что ему пришлось облечься в столь отталкивающую и низменную личину?

— Это было несладко, что и говорить, — ответила она. — Но мы выполнили свою часть соглашения, как ты понимаешь. И получили свое. Палка, как говорится, о двух концах. Ты сделал то, что следовало сделать, и сделал это ради нас. А мы ради тебя. Так что мы квиты.

— Как старший из троих детей, — вновь вмешался Харли, — ты принял главный удар на себя, вот на тебя и сыпались удары и побои, жестокие и частые. Но не будем входить в частности. Достаточно сказать, что в первые тринадцать лет твоей жизни эти две души, сыгравшие роли твоих отца и матери, дали тебе возможность накопить не менее тысячи кармических единиц. Это много, какой меркой ни меряй, так что эти души оказали тебе огромную услугу. Это было удачей — выбрать их на роль твоих родителей.

Я повернулся, чтобы еще раз взглянуть на эти души, и почувствовал невероятный прилив любви к ним. Они улыбнулись в ответ, и их улыбки тоже светились любовью. Мой отец все так же продолжал ухмыляться.

Харли продолжал говорить о них так, словно их здесь и не было, и говорил о них не как о душах, а как о земных родителях:

— Ты подрос, и наказаний поубавилось, но после тринадцати лет разобщение между тобой и родителями приняло иную форму — форму полного бессердечия и отсутствия любви. Они отвергали тебя и стыдили за то, что ты не делал того, чего они хотели. Они хотели, чтобы ты выучился на адвоката или что-то вроде этого, но ты был против. Это добавило еще пятьсот кармических единиц в твою копилку. А в возрасте шестнадцати лет ты сбежал из дома и завербовался в военно-морской флот, чтобы быть подальше от них».